Проспект Льва Ландау, в Харькове, делит пополам микрорайон Салтовка, где люди живут только в бомбоубежищах. Пейзаж города здесь представлен огромными прямоугольниками территории, где когда-то стояли многоквартирные дома, низведенные до груд щебня. Те, что не разрушены, лишены крыш, окон, балконов. Примерно в трех километрах к северо-востоку, на подступах к городу уже почти восемь недель идут боевые действия: украинцы и русские воюют за пригороды Харькова. Далее расположены населенные пункты, занятые российской армией, а за ними уже начинается территория Российской Федерации.
Автомобиль очень медленно проезжает между большими бетонными блоками, каркасами обгоревшей техники и кучами из металла и дерева. На заднем плане, на холме с небольшой церковью, дымится земля. Посреди тротуаров, в зеленеющих травой дворах, на детских площадках торчат воткнувшиеся в землю минометные снаряды. На улицах пахнет гарью. Город находится под постоянным обстрелом из установок Град: между двумя залпами не проходит и половины секунды, почти как при стрельбе из автомата. В 8 утра уже слышатся первые 20 или 30 залпов. Час паузы и все повторяется. Невозможно понять, куда они попадают.
В Салтовке, где тишину прорезают только удары артиллерии, мы входим в одно из самых больших в этом районе подземных укрытий. «Эти улицы — то, что в новостях называют «линией фронта», но она появилась не сегодня, с начала войны здесь мало что поменялось. В первые несколько дней мы не думали отсюда уезжать, потому что не могли себе представить таких масштабов», — говорит постоянно живущая в Салтовке 37-летняя Оксана Шилова. Она укачивает лежащую у нее на коленях десятимесячную Юлиану. «С 4 марта мы с дочкой не видим ничего, кроме нашего подземелья, на улицу с тех пор мы не выходили ни разу».
Их новый дом находится в лабиринте из отсеков и коридоров, кирпичные и бетонные стены тут холодные, сырые, пол земляной. Уже более 50 дней в бомбоубежище проживает не менее 40 человек. В каждом из квадратных отсеков прорублен вертикальный прямоугольный вход, служащий дверью. Семьи завешивают его простынями, ковриками или одеялами, чтобы хоть как-то обеспечить себе право на частную жизнь. Оксана предпочитает не рассуждать о политике, она говорит, что то, почему эта война началась, знают только ведущие ее правительства. Отец Юлианы, Юрий, сидит на краю двуспального матраса, где спит вся семья, включая 70-летнюю мать Оксаны. Юрий резко встает, явно потрясенный нашим вопросом о том, надеется ли он, что их дом будет восстановлен. «Вы представляете себе, что может чувствовать человек, который в считанные минуты теряет крышу, под которой жила его семья? Он просто обрушился. Семь этажей рухнули на наши головы, когда мы прятались в подвале. Куда нам еще было пойти?». Он говорит все громче и громче. «Русские нас постоянно обстреливали, у меня на руках был ребенок. Когда я услышал грохот, который мог быть только из-за падающего на нас дома, я почувствовал, что уже не могу контролировать свой желудок».
«ПРИ ЯНУКОВИЧЕ БЫЛО ЛУЧШЕ»
В районе Салтовка находится станция метро «Героев Труда». Именно здесь живут те, кто потерял свой дом или боится там оставаться, особенно ночью. Между пятью турникетами, открывавшимися только при помощи действующего проездного билета, а теперь открытыми для свободного прохода, на полу установлены кровати; на ведущей к платформе лестнице через каждые две ступени, лежат односпальные матрасы. Собаки ютятся у ног своих хозяев, кошки сворачиваются калачиком на подушках или вяло смотрят на окружающий их беспорядок, устроившись на ящиках, которые хозяева используют как прикроватные тумбочки. Значительная часть обитателей бомбоубежища – это пожилые люди; есть среди них те, кто страдает от нарушений моторики или сердечных заболеваний, малоимущие, которые не могут существовать без социальной поддержки, психически больные или матери с маленькими детьми, которые не хотят оставлять своих мужей, призванных по возрасту на воинскую службу. Стены метро дрожат, поскольку там снаружи продолжают падать бомбы. Дежурный полицейский, которому не разрешено давать интервью, тем не менее сообщает нам, что последние три дня были «самыми страшными за весь прошедший месяц». Во вторник ближе к вечеру с лестницы, ведущей на улицу, упала женщина: поднялась покурить и потеряла равновесие после того, как наверху разорвалась бомба. Она рассказывает нам, что «станция окружена деревнями, которые уже заняты русскими, и оттуда все время стреляют». Одно время на станции проживало 2000 человек, сейчас – 582, из них 32 детей.
Наташу Чимшит мы нашли лежащей рядом с сыном Денисом, которому 14 апреля исполнилось 8 лет. К тому времени эта семья уже жила в метро больше полутора месяцев. Они лежат на надувном матрасе и смотрят мультики по мобильному телефону. «Мы не можем уехать, потому что мой дядя лежит парализованный дома. Приезжала скорая, но ехать с ними он отказался», — рассказывает женщина.
«Семь этажей обрушились, русские нас постоянно обстреливали, а у меня на руках был ребенок», — вспоминает Юрий, который уже несколько недель живет в метро.
Внезапное начало войны поразило всех, но политические симпатии большого числа жителей, оставшихся в Харькове, похоже, на стороне Москвы. Наташа не говорит ничего плохого о прежних «пророссийских» правительствах; она также не поддержала «Революцию Достоинства» 2013/2014 годов. «При Януковиче было лучше, людям оказывалось больше социальной помощи. А теперь жить невозможно, все дорого. Ничего хорошего этот «Майдан» нам не принес. Были политические протесты, но цены на газ, воду, электричество сильно поднялись», — говорит она, сравнивая эту ситуацию с временем правления Виктора Януковича, прокремлевского лидера, свергнутого народным восстанием во главе со сторонниками сближения с Западом, которое охватило Киев в период с ноября 2013 по февраль 2014 года. Наталью не устраивает и принятый вслед за теми событиями закон о сокращении присутствия русского языка в школах и в официальных документах: «Это огромное неуважение к жителям Харькова, Одессы и других городов, где почти все говорят только по-русски. В школе я училась на украинском, поэтому лично от этого не страдаю, но мне все-таки не нравится наблюдать, как мой язык исчезает».
Вопрос языка очень важен в Украине, где 30% населения говорит по-русски. То, что его вывели из сферы общественной жизни, стало одним из поводов для активизации сепаратистского движения на Донбассе. Находящийся рядом с Наташей 54-летний Вадим Бойко кивает головой, соглашаясь с ней: он работал на заводе по производству тракторов и сельхозтехники и тоже всегда считал себя «коренным русским». До недавнего времени.
СТАЛИН ВЕРНУЛСЯ
Именно 2014 год заставил его встать на другую сторону. «Я стал больше читать. Никогда особо не интересовался этим, но теперь я понимаю, что происходит. Это продолжение империализма. Это повторение того, что было при Сталине в 1930-е годы: голод, террор, страх», — говорит он. В доме, где он жил с семьей, выбиты все окна. Вадим мог получить освобождение от армии, что позволило бы ему уехать вместе с семьей, потому что у него был инфаркт. Но для этого ему пришлось бы ехать на другой конец города, а дочь каждый день просит его подождать.
Независимая информация не везде в Украине распространяется одинаково. К нам подходит женщина и спрашивает, увидев журналистов, правда ли, что в Киеве работают аптеки, и люди спокойно выходят из дома. Девушка, соседка по бомбоубежищу сказала ей, что да, это правда, что во Львове, Киеве и Одессе люди едят на улице мороженое в кругу семьи и пьют кофе в парках. Александра Шаталова начинает плакать: «Значит, не во всей стране так? Мы, конечно, хотим, чтобы украинцы победили, но возможно ли это?» Ей исполнится 66 лет 9 мая, в годовщину поражения Германии во Второй мировой войне, что, по мнению аналитиков, является датой, когда Кремль должен заявить, что добился победы хоть в чем-то. «Путин везде кричит, что на той войне погибали только русские, что победа принадлежит им, что это их праздник. Но погибло-то больше украинских солдат», — говорит она. «Эта война началась из-за политики и из-за денег. Земля в моем районе, Салтовке, вся раскалена от такого количества бомб и пуль. Город разрушен. Какое это будущее? Без наших домов, с нашими внуками, больными от весеннего холода, с нашими стариками, которые всю ночь кашляют?». Наташа и Вадим пытаются утешить Александру.
Мужчина бреется, смотрясь в станционное зеркало заднего вида. Начинает собираться очередь в кабинет дежурного по станции, чтобы вскипятить воду для макарон или лапши быстрого приготовления и приготовить последний на этот день чай. В 18:00 двери закроются, и никто не знает, будут ли бомбы снова сотрясать землю.
Tem dúvidas, sugestões ou críticas? Envie-me um e-mail: clubeexpresso@expresso.impresa.pt
Assine e junte-se ao novo fórum de comentários
Conheça a opinião de outros assinantes do Expresso e as respostas dos nossos jornalistas. Exclusivo para assinantes